ДУРКА
В дурку я попал, конечно, не сразу ни с того ни с сего, этому предшествовали проблемы с универом, необходимость брать академ, вереница врачей от терапевта до невропатолога, который и выписал мне направление, письменно (и настойчивую рекомендацию им воспользоваться устно) в психо-неврологический диспансер, где сурового вида врач после непродолжительной беседы предложил мне лечь в больницу на обследование на пару-тройку месяцев. Я от такого предложения, понятное дело, не по-детски призадумался о смысле жизни и пошёл советоваться с родителями.
Cемейный совет постановил, что: Мол, уж раз ты у нас контуженный, то иди и сиди в психушке сколько скажут, а то всё равно попадёшь туда в апреле, только на два года и называться это будет по другому, а связей чтоб тебя выкрутить из такой истории у нас нет, шустри как-нибудь сам". Связей действительно нигде не было, и хотя родители и подсуетились где смогли, этого было мало.
На следующий день в том же диспансере уже другой врач вынес мне тот же вердикт и направление в городскую психиатрическую больницу 17, направление было запечатано в непрозрачный пакет и мне на него смотреть строго-настрого запрещалось, так что в том же виде тот конвертик в приёмном покое больницы и вручил, после чего пришёл врач, заслушал историю моих жалоб, которую с одной стороны меня уже поднадоело рассказывать, а с другой стороны они были достаточно вескими, чтобы идти именно к психиатору. Определили мне лежать в четвёртом отделении, и отсюда, собственно, и начинается креатив.
Первым делом, заперев дверь, отделяющую один мир от другого, медсестра завела меня в палату, на двери которой еле заметно было накарябано 3 и потребовала от одиноко бродящего между кроватями сгорбленного мужичка с приоткрытым ртом и шальными глазами найти для меня свободную койку стоит признать что, с этим несложным, по сути, заданием мужик справился минуты за три, и, с помощью жестов и получленораздельного мычания довёл до моего сведения, что кроватка у окошка – единственная свободная из восемнадцати имеющихся. В процессе поиска койки я успел заметить, и отнють этому не обрадоваться, что кровати стоят по две сплотную друг другу, то ли в целях экономии пространства, то ли ради сплочения коллектива, чёрт его знает, мне же оставалось только понадеяться, что моим соседом окажется кто-нибудь вменяемый настолько, чтобы не пришлось давать ему по черепу за чрезмерный интерес к моей персоне в течение ночи.
Как только я определился со спальным местом, медсестра позвала меня пройти регистрацию в отделение по всей форме, в процессе оной мне завели листик, куда лечащим врачом вписывалась моя ежедневная доза таблеток, а также отобрали наручные часы, уж не знаю почему.
Наконец все эти формальности были улажены и оказалось, что я успел как раз к обеду, поэтому-то палата и была почти пустой, что пациенты в данный момент активно питались в столовой, куда я и отправился, чтобы чуть было не сблевануть при виде такой вот картины: внушительного телосложения парень, отличительной приметой имевший отстуствие несольких передних зубов, с демонической целеустремлённостью, не пользуясь никакими столовыми приборами жрал из миски гречневую кашу, а когда его тарелка опустела, то его руки начали путешествие по посуде сидевших рядом психов, обладавших чмошным видом и невыразимо печальными лицами.
Честно скажу, после этого я всё же взяз у раздатчицы тарелку и попитался, гречневая каша оказалась на радость съедобной, да и в будущем, когда я ходил есть в столовую кормили всегда неплохо, этого отрицать нельзя.
Поелозя ложкой по миске (пусть еда была съедобна, но было не до неё), я счёл за лучшее вернуться в палату. Лёг на койку и уснул тревожным сном.
Проснувшись, решил виду не подавать, а полежать недвижно, слушая, что творится в палате, тем более, что где-то справа велась довольно интересная беседа, из которой я понял, что где-то в ощутимой близости находится пожилой мужчина лет пятидесяти, отбывающий здесь последние месяцы принудительного лечения, которое ему назначили после того, как он кого-то убил. Он особо на эту тему не распространялся, а его не спрашивали.
Немного забегу вперёд, чтобы объяснить каким образом в одной лечебнице с даунами, впавшими в маразм стариками и патологически депрессивных лузеров очутился самый, что ни на есть настоящий убийца.
Если, камрад, тебя после совершения преступления, на суде признали невменяемым, а вероятность этого подскакивает почти до ста процентов, если ты раньше светился в психиатрии, то тебя (на территории Волгоградской области) отправляют в лечебницу строгого режима в селе Дворянском, ну а когда ты отбудешь там значительную часть положенного срока, при условии примерного поведения, то начинаешь считаться относительно полноценным членом общества и переводишься в простую дурку, где через полгода после перевода тебе назначают пройти комиссию, которая решает можно тебя выпускать в мир, или ещё полгодика погодить.
Но всё это я узнал намного позже, а пока что мне только оставалось засыпать под звуки новой забавы пациентов – вопроса Борис, а ты меня сегодня ночью не убьёшь?" и искреннего смеха после получения отрицательного ответа.
Я спрашивать не решался и посему первая моя ночь в дурдоме не гарантировала мне ничего.
C облегчением открыв глаза следующим утром, я, первым делом, автоматически порадовался тому, что никто не будил насильно, напротив, имея, вроде бы фиксированный подъём в 6.00 психи пробуждались как кому будет угодно, первым обязательным для каждого актом был приём таблеток где-то около 10.00, но к это му времени глаза продирали даже самые ленивые, свет то выключали накануне за четыре часа до полуночи.
На завтрак не пошёл, решив, что остатки душевного равновесия дороже, однако злые шутки природы не преминуи напомнить о себе в лице моего "соседа по кровати", толстого неряшливого парня по прозвищу Горох, образованного от его фамилии. Деловито пошарив у себя под кроватью, он достал оттуда полуторолитровую баклашку, где на донышке плескалось немного жидкости, и предложил попить святой водички, не то, чтобы я имел что-то против воды, которую его матушка кждый день таскает по маршруту дом-церковь-сыночку в дурку", но мне ещё вчера стало понятно, почему у всех бутылки одного размера, а за водой ходит реже всех именно Горох – его манера пить возвращала в виде слюней обратно около 30% от общевпитанного.
Наконец, дождался. Меня приехали проведать родители и привезли еды из дома, то есть я мог в комнате для встреч спокойно в одиночестве поесть (и превознесу хвалу своей матери, я имел такую возможность после этого каждый день), и как оказалось, больше нам не о чем было поговорить, я не о чём говорить был просто не способен, а им сказать было нечего.
Вечером, пообвыкнув, я познакомился и с убийцей Борисом, и со скульптором Сашей и другими в палате, потихоньку привыкал. За следующие три дня я привык к своей палате и соседям настолько, что не представлял уже жизни без тусклого блеска их безумных глаз.
Поэтому, когда заведующий отделением перевёл меня и алкоголика Диму из третьей палаты в пятую, я даже чуть расстроился, хотя почти сразу понял, что на самом деле мне необыкновенно повезло. Нужно объяснить принцип рапределения по палатам, который я понял не сразу – палат пять. Пятая палата – самая маленькая, туда ложат самых вменяемых, первая – самая большая, там лежат только вонючие деды и те, кому совсем худо. Тенденцию, думаю вы уяснили. В моей новой обители все оказались чрезвычайно похожими на нормальных людей, как я себе таких представляю, так что в первую ночь на новом месте я засыпал уже почти счастливый и психически здоровый.
Но драный дурдом наутро приготовил мне ещё один из своих сюрпризов: с утречка я бодрым шагом, иду к умывальной комнате, всё как обычно, внутренне радуюсь своему переезду на новое место, мечтаю о том, как теперь мне будет лежаться спокойно и удобно, наконец-то смогу почитать и всё такое+ СТОП! Это что ещё такое лежит в ванной на полу и через что мне нужно перешагнуть, чтобы до умывальника добраться? Это лежит улыбающийся старичок из первой палаты, совсем голый и мёртвый. Хорошо хоть не на полу, а на носилках, ну и судя по улыбке на ночь ему вкололи что-то, отчего он не страдал, и на том спасибо, докторам.
Оставлять старичков на любование клиентуре больницы стало в отделении доброй традицией, за все 42 дня, что я в нём пробыл – видел семерых, катафалк просто приезжает не раньше, чем 10 утра, а самая прохладная комната в отделении одна, вот и надо же их где-то держать+ ну в общем ничего страшного, на четвёртого я уже не обратил внимания вовсе.
В общем социальная адаптация в психиатрической больнице номер 17 пациента по имени K. произошла достаточно быстро, тем более с пятой палаты не запрягали в грязную работу, так что Ирвина Уоллеса и Лао Шэ я спокойно почитывал в коридоре под сочный мат медсестры-хозяйки и нестройно-оптимистическое мычание её подопечных, ничего страшного, три недели пролетели как полмгновения, изредка освещаемые страшными откровениями бывших опущенных зеков, как баб драл, так и сам вставал" , у которых на этой почве крышу и сорвало, хотя в дурдоме, по большому счёту им было не место, но места им не было нигде, вот их и приютили. Людьми их назвать уже было нельзя. Общаться с ними было противно, смотреть на них было нечеловечески жалко, их я вряд ли когда-нибудь забуду.
Никогда не забуду и толпу в тридцать душ голых, стыдлило прикрывающихся дедов, собранных на коллективную помывку методом по очереди в душ, но очень быстро", в такие моменты я вспоминал худшие моменты из Кизиевского Над Кукушкиным Гнездом" и старался быстрее вернуться в палату.
Наконец выписали и меня, желанную справку и заключение от ГЭК я получил, заявление на академ оставил по всей форме в деканате, может подпишут, может и нет, и тогда 42 дня в дурке прошли напрасно.
Хотя нет, не напрасно, теперь я каждый день встаю в шесть утра, моё состояние определённо нельзя назвать депрессивным, в будущее смотрю с оптимизмом. Потому что, после дурдома будущее у тебя, если удалось сохранить крупицы разума, будет в любом случае лучше, чем всё, что ты пробовал до этого.
КОНЕЦ
________________________________________
"нерешительно мнется рассвет..." – "Ну что же вы стоите на пороге? Не стесняйтесь! Идите на хрен!"
Новости
Группы
Статьи
Команда
Магазин
