Товарищи металлисты, вот решила, наконец-то, выложить один свой рассказик. И кстати, уважаемые модераторы, не ругайтесь, что я не там тему создала: на портале тема со стихотворениями есть, а прозы нет. Вот и решила сюда. :)
Так вот, решила сравнить мнения обычных "смертных" попсовиков и мнения металлистов. Приятного чтения. Жду ваших отзывов.

Lilith
По размытой дождями дороге сквозь тьму проскакала черная лошадь. На ней, укутавшись в кожаный плащ, сидела тень. Ударила молния, раскат грома прокатился по темному, затянутому тучами небу, и лошадь встала на дыбы.
– Не бойся, Демон. Это всего лишь гром. Мы едем домой... Вперед!– после этих слов конь помчался вперед, запинаясь о коряги и скользя по размытой земле. Он тяжело дышал, но мчался стрелой... Домой.
-Ты видишь, Демон? Мы дома...– конь остановился у подножья горы, на которой возвышался в небеса огромный, расплывчатый во тьме, каменный замок. Молния осветила готический фасад здания – монстра, и каменные чудовища на его арках словно ожили от света. С раскатом грома всадник на коне направился к замку. Демон из последних сил карабкался по горным массивам туда, где он родился, где его воспитал хозяин... Демоном...
И вот уже железные ворота. Ворота к замку. Они были все такими же высокими, с острыми шпилями, направленными ввысь. Всадник слез с коня и отварил ворота. Скрежет железа пронесся волной вокруг замка и вернулся в сердце путешественника страхом и воспоминаниями.
-Идем, Демон.
Истощенный конь медленно, тяжело дыша, направился к своему дому. Ворота в конюшню были открыты – Демон вошел в нее и рухнул на мокрое от дождей сено.
– Прости меня, Демон...– всадник погладил по белому, округлому пятну, похожему на пентаграмму, на морде полумертвого коня и вышел из конюшни.

Дубовые двери отворились, и эхо разнеслось по всему замку. Всадник опустил капюшон и... Она осмотрелась. Ее черные, как смоль, и влажные от дождя волосы упали на бледное лицо. Ярко-зеленые, уставшие глаза пристально смотрели на камин.
– Ничего не изменилось за три месяца. Разве что пыли стало больше...– ее голос разорвал гробовую тишину. Все осталось так же с того момента, как она оставила этот замок. Камин, увы, не горел, как раньше, когда ее встречали здесь. Он не пылал огнем, как в прошлом, когда она была счастлива, но не признавала это.
Агнет услышала странный звук, похожий на вой, и примкнула к двери. Но в этом страшном звуке она различила голоса. Сотни голосов. Целый хор. Голоса пели. Они так прекрасно пели. Голоса призраков, царивших в этом замке. Агнет слышала их впервые. Их голоса проникали прямо в сердце, через сознание и душу. Девушка сделала несколько неуверенных шагов вперед, и хор затих. Наступила тишина, которую изредка нарушал гром снаружи. Агнет прошлась по гостиной тихими, неуверенными шагами, как вдруг этажом выше раздались звуки фортепиано. Девушка вздрогнула и медленно подошла к лестнице, которая вела в самую дальнюю комнату в правом крыле замка. Именно оттуда доносилась мелодия. Агнет встала на первую ступеньку винтовой лестницы и направилась наверх. Кожаный плащ плавно упал с её плеч на каменные ступени, обнажив строгое, длинное платье из черного атласа. Её кисть в перчатке черной кожи изящно легла на перила и заскользила по ним.
Винтовая лестница привела Агнет в просторную, тёмную комнату. Звуки пианино все еще доносились. Откуда-то из угла. Опять раздался хор. Грянул гром, и в углу зажглась свеча в подсвечнике из черного металла. Еще одна молния, что осветила все пространство комнаты, и девушка увидела черное фортепиано, на полированной поверхности которого стояла свеча. Его клавиши нажимались в определенной последовательности нот, издавая мелодию, которая привела сюда ту, что покинула этот замок. Агнет подошла к инструменту и положила на него руку. Взгляд девушки печально скользнул вниз, и его приковал томик стихов в черном, бархатном переплете. Ее сознанию представилась картина воспоминаний:
"Они опять ссорились. Агнет сидела в кресле и читала стихи в то время, когда Он опять просил прощения за совершенную глупость. Решив проучить Его, девушка воскликнула:
– Все кончено! Я ухожу! Прощай!
– Агнет! Нет, не уходи! Агнет!– Он схватил ее за руку, но она отдернула ее так, что в Его ладони осталась ее перчатка.
– Я ухожу! Мне все это надоело! Это мое последнее решение!.. Не ищи меня! Все равно не найдешь!
– Агнет! Прости меня! Не уходи! Я не отпущу тебя!– Он схватил ее и прижал к себе.
– Отпусти меня! Будь ты проклят, неудачник!– вырвалось у Агнет, и она кинула в Него тот самый томик поэзии.
Она ушла и не вернулась. До этого момента... А Он ее и не удерживал... В последний раз..."
Агнет пошатнуло, и она осела на пол. Ее рука упала на перчатку, потерянную три месяца назад. Как много воспоминаний царило в этой комнате. Но лишь самое последнее вспомнилось больному сознанию.
Девушка проводила дальше цепь событий в памяти и вспомнила все Его письма. Он писал ей письма на льняной бумаге вороньим пером и запечатывал черной пентаграммой. Они благоухали Его духами и сводили ее с ума. Агнет вспомнила Его последнее письмо. Он молил ее о прощении. Молил, чтобы она вернулась. Но Агнет была слишком гордой, а Он боялся унижений...
"Ты не возвращаешься... Ты ушла навек... Навсегда... Я молил Тебя о прощении... Но Ты горда...
Прощай... Я прощаюсь с Тобой, Богиня... Ты освящала мою жизнь. Ты ее и затмила. Я буду ждать Тебя в Аду. Я не думаю, что ты попадешь в Рай... Увы, павшим ангелам там не место! Ты отправишься в Ад! К такому же павшему ангелу Люциферу!.. Там, в третьем круге Ада, между двух рек – Ахеронт и Стикс, я буду ждать Тебя...
Но не сейчас...
Dein Auf Ewig Graf...
P.S. Я не буду писать своего имени. Ты знаешь, кто я, этого и достаточно... Прошу Тебя об одном, вернись домой. Вернись в наш замок. Верни Демона домой. Он устал... А теперь я выйду на балкон и, предавшись попутному, холодному ветру, спрыгну вниз... К тем шипам, что покоятся на дне Тьмы... Я первый измерю бездну, о длине которой мы долго спорили... Прощай... Nein, auf Wiedersehen in Hölle..."

Выстроенную цепь моментов жизни оборвал порыв ветра. Он с грохотом открыл двери в комнату.
– Балкон... Да, я помню... Ты писал про него...
Снаружи послышались звуки гитары. Агнет поднялась с пола и направилась к балкону. Шелковые шторы и тюль колыхались от ветра. Сквозь них доносился запах осеннего дождя. Девушка сделала решительный шаг вперед и оказалась в холодных объятиях Тьмы...
Гитарный рифф стал громче, и Агнет в беспамятстве встала на железные перила балкона.
-Возьми меня к себе!– ее крик обрушился с громом и молнией на замок. Она знала, что ей одиноко. Она знала, что ей Его не хватает. Она знала, что не признала при Его жизни, что Он ей дорог. – Лишь потеряв, мы начинаем ценить... Забери меня отсюда!
Звуки гитары все яростней и жестче раздавались в пространстве, окружая девушку, и давили на ее подсознание. Агнет опустила руки и наклонилась вперед. Ее тело подхватил холодный ветер и бросил в темную бездну под окнами замка. Внезапно, Она вспомнила, что у нее больше нет крыльев. Павший ангел... Но было уже поздно. Шипы на дне бездны слишком быстро приближались к Ее телу, будто желая ее кровь и плоть. Ангел перевернулся в воздухе на спину, чтобы не видеть их, этих страшных, острых шипов. Сильный удар в спину – шипы насквозь пронзили плоть, и цепь боли пронеслась по всему телу. Поток алой крови заструился по губам на поверхность шипов – вампиров, и горячая слеза сорвалась с ресниц...
...Соленые слезы горячей струей катились по щекам. Агнет стояла на балконе замка, обхватив каменную арку руками.
– Не сейчас...– Его голос эхом вырвался из Тьмы бездны, и гитарный рифф смолк. Осенний ливень остановился на время, оставив тяжесть на сердце. Черные тучи расступились, и Агнет увидела на темном небе Lilith...

Не буду придираться к лексическим ошибкам. Я никогда не читал готических рассказов и не могу судить о ценности прочитанного. Мне просто интересно спросить, какую цель преследовала автор? Суть, если хотите соль, в чем?
PS:сам пытаюсь писать и подобные вопросы мне знакомы.

« Schwarze_vampire:

Товарищи металлисты, вот решила, наконец-то, выложить один свой рассказик. И кстати, уважаемые модераторы, не ругайтесь, что я не там тему создала: на портале тема со стихотворениями есть, а прозы нет.

А поиском воспользоваться слабо? :~

Не ну я вспоминал... Но не трогайте землячку! Набратся смелости и опубликовать свой рассказ хватит не у каждого.

Blackbird Я искала. И не один раз. Весь портал излазила. Или инет тупил, или я... Последнее вполне возможно, с температурой 37 чего только не сделаешь? :)

Ogneyar Что касается сути или соли, что там главное, то просто показать типа любовь, смешанной с фантастикой. К тому, честно сказать, рассказ написан по одноименной композиции одного знакомого. Навеяла, так сказать, мне музыка. По содержанию рассказа это очень заметно, музыка так и сквозит.

Но не трогайте землячку! Набратся смелости и опубликовать свой рассказ хватит не у каждого.

Спасибо, очень рада, что хоть кто-то заступился. :) А у меня уже второй раз хватило смелости свой рассказ выложить на форумах. Один раз – в долбанном литературном, так сказать. Естественно, там эти гопники обосрали мой рассказик, сказали, что видите ли суицида и так много, и я слилась с серой толпой таким образом. Я 3 недели с ними ругалась и все-таки ушла оттуда, послав их к чертям. Вот и решила сюда написать. Посмотреть и сделать выводы. Если и тут люди скажут, что это полное говно, то значит, я писать не умею... :(

я не буду говорить что это плохо, но все-таки должен сказать, что даже не стал дочитывать до конца – просто пролистал взглядом. Взгляд постоянно цеплялся за всякие банальности, вобщем-то характерные для "современной готической литературной школы", если это можно так назвать (я некоторое время лазил по таким сайтам самодеятельности, так что некоторое представление имею). Собственно, писать просто под впечатлением музыки – заранее обрекать свое произведение на второсортность. Музыка – она для одного, а литература – она все-таки для другого. Ну да, поклонники Лакримозы (Театра, Сестер, Дневника – смотря к числу кого ты принадлежишь) поюзают рассказ, напишут немного комментов, но на этом собственно путь его и закончится. Тут нету ни заявки на оригинальность, ни на изложение серьезных тем. Литература – это искусство не для аранжировки.
P.S. Извини если что, я просто писал свое имхо, не ставя целью задеть автора.

DarkKnife Я понимаю твой протест. Но я не обиделась. :) Теперь будем отмазываться :)
На самом деле я не читала готических рассказов и вообще не обитаю на готических сайтах. Поэтому и не знаю, о чем там готы пишут. Я понимаю, что смысл банальный, просто я выложила свои чувства. Разве у тебя немного настроение не испортилось, когда ты прочитал? Никакие мысли не появились?

« Schwarze_vampire:

Я понимаю твой протест.

Это был не протест, а критика, в каком-то месте даже претендующая на объективность:)

« Schwarze_vampire:

На самом деле я не читала готических рассказов и вообще не обитаю на готических сайтах. Поэтому и не знаю, о чем там готы пишут.

Фишка в том, что пишут это не только и даже не столько готы, сколько любые неформалы, в массе свое металлисты. Просто почему-то ко всему этому модно добавлять ярлычок "гатишно"))

« Schwarze_vampire:

Я понимаю, что смысл банальный, просто я выложила свои чувства.

Просто чувства – это только эмоциональный компонент, причем во многом даже не определяющий, а лишь украшающий рассказ. Строить исключительно на нем произведение – по-меньшей мере наивно.

« Schwarze_vampire:

Разве у тебя немного настроение не испортилось, когда ты прочитал? Никакие мысли не появились?

Ну если ты о литературном настроении, то нет.
Вообще мне хочется обратить внимание еще на такую вещь. Вот ты сказала, что была на литературном сайте, на котором обитают гопники. Я рад за страну, у которой гопники такие образованные, что тусят на лит. сайтах. У нас же, как ты видишь, сайт совсем другой направленности – вряд ли ты найдешь тут профессионального литератора. И я склонен думать, что на том гоперском форуме народ гораздо лучше ориентируется в литературе. Скорее всего, как я думаю, они пытались тебе сказать то, о чем тебе говорю я, но просто в менее вежливой форме (я воздержался из-за того, что ты так и сказала – мол, моя последняя попытка) Сюда же ты заходишь с фразой – мол, братья неформалы, утешьте :) ну я образно. Такой подход у меня тоже вызывает сомнение. Если бы всерьез интересовалось литературой, ты бы пыталась доказать свою правоту и выяснить слабые стороны своего творчества именно на тематических сайтах. А здесь? здесь ты это вряд ли получишь)

сделаю обязательную оговорку – все мои претензии являются претензиями только к автору, решившему стать реальным писателем. Ибо с твоим нынешним уровнем на реставрацию русской литературы и надеяться нечего, а третьесортных писателей у нас и так выше крыши. Если же ты рассматриваешь свое творчество как хобби, то я не только не против, но даже за – творчество любой формы и качества обязано выходить наружу. Главное, чтобы оно не стояло на месте :/:

Вообще... Перечёл данное творение несколько раз и скажу, что такого рода творчество, по большому счёту, изначально не направлено на публику. Не то чтобы на широкую аудиторию, а наружу вообще. Ведь, скорее, это попытка или способ реализовать какие-то собственные романтические томления и переживания, которые свойственны девушкам и вьюношам в определённом возрасте. В этом смысле, как возможность прикоснуться к чьему-то довольно интересному и волнующему мироощущению, мне рассказ понравился.
Да и, всё-таки, кто бы что ни говорил, автор не лишён литературных талантов, только, конечно же, их нужно и дальше развивать, учиться чётче выстраивать сюжетную линию, работать над стилем, ну и т.д.
Так что успехоов и удачи! :)

DarkKnife Я себя не считаю писателем. К тому же это мой единственный готический рассказ. Моя специализация – кровавенькие рассказы и философия нынешних людей. Эта самая философия лишь прикрыта резьней. Чтобы читателю не было тошно читать нравоучения в виде учебника по философии. Просто сюжет, резня, разбавленная извращением (или даже эротикой, потому что с вампирами да мертвецами это и связано), а в конце, оба-на, глубоко филосовская фраза. Да и ктому же писала я рассказы очень давно. Как минимум 4 года назад. Было такое время, когда мысли нормально складывались в одну линию. Теперь я не могу их распутать как в прозе. Я перебила свой талант (а он у меня раньше был) писания рассказов поэзией. Всем известно, что стих – маленький рассказ. Надо мысль выложить так, чтобы все уместилось в строфы. Я и Лилит написала только потому, что слишком долго не писала прозу. Как ты думаешь, что бы у меня получилось, если я не писала НИЧЕГО почти 3 года? Это было доказательством себе самой, что я еще могу писать!
И мне не нужно было утешения. И литературный тот форум был лишь литературным в ковычках. Там было все тихо, пока я не пришла. А пришла я туда с надеждой послушать объективной критики. Но ее не было. Никогда. Не в одном творении авторов. Иногда рецензий совсем не было. И если они что-то и сказали по поводу моего рассказа, то лишь по принципу понравилось – не понравилось. Там обитают люди, которые не боятся за твои творения, которым по фиг. А мне не по фиг, потому что каждый стих, каждый рассказ – частица души. И сейчас я выложила буквально себя на эту страницу.
И что касается твоей критики, то мне она вполне понятна и даже приятна. Ты хоть что-то написал, сказал что это банально и все в том духе. Там же было одно: "суицид, смерть вообщем на любителя". Это, по-моему, хуже всего.
И смысл здесь тоже есть филосовский. Он даже здесь написан:

Лишь потеряв, мы начинаем ценить

Разве не так? Мы не ценим то, что имеем, а, потеряв, рыдаем. Это относится к людям, ушедшим или погибшим... По-моему, и так все ясно....
Metallizer Спасибо, конечно, за пожелание. Но я уже слишком давно писала прозу. Я забыла, как это делается. Я потеряла нить. Мне всего лишь надо было узнать мнения обычных людей. Всем моим знакомым, ничего не соображающим в литературе, очень понравился рассказ. Литераторам я еще не готова отдать его на критику. Иначе повешусь сразу. :)

« Schwarze_vampire:

И смысл здесь тоже есть филосовский. Он даже здесь написан:

Лишь потеряв, мы начинаем ценить

Да, вот только данная мысль была перетерта уже мульён тысяч раз :) К тому же, по-моему, в рассказе эта тема затронута весьма поверхностно...

Blackberry Jack Я же уже написала, смысл у меня всегда зарыт в глубине. Зачем его ложить на поверхность? Надо чтобы читатель вдумывался, а не получал все на блюдечке с голубой каемочкой. По-моему, все так. Надо заинтиговать читателя! :)

« Schwarze_vampire:

Надо чтобы читатель вдумывался

Не нахожу никакой пищи для размышлений в пересказывании банальнейшого изречения :) Но вам должно быть виднее...Так может вы сами поделитесь с нами глубокофилософским смыслом данного произведения? ;)

Blackberry Jack Ну и не находи. Тебя просят что ли? Зачем мне открывать то, что я думаю? У каждого свои думы. Что почувстовал, то и понял.

« Schwarze_vampire:

Зачем мне открывать то, что я думаю? У каждого свои думы. Что почувстовал, то и понял.

Мне кажется, мы имеем здесь подмену понятий :) Смысл – это нечто более универсальное. Логические рассуждения и умозаключения способен понять широкий читатель, а вот почувствовать в точности то, что чувствовал автор – никто. Ведь чувства каждого человека индивидуальны. Именно поэтому, вложенные в рассказ чувства априори не могут быть тождественны смыслу, имхо.

« Blackberry Jack:

Именно поэтому, вложенные в рассказ чувства априори не могут быть тождественны смыслу, имхо.

Не ИМХО, это вполне общепринятый критерий. Но, имхо, давить не имеет смысла)

Найду нормальный компьютер и закину сюда пару своих гнетущих антиутопий.

Привет вем!
Вот и моя "готишная" фантазия. Прошу не судить строго, это юмор

ВАРВАРГЛАВ (Новелла)

По мотива сна, который приснился автору
в ночь на день 13 месяца августа года 2002-го.

Близились детские сентябрьские праздники учебы и труда, когда к нам в дом пришел человек в пальто, представившийся мэтром географических наук Крешо. Мой отец, почтенный дон Бильжо, провел человека в пальто в свой кабинет, оформленный в старинном духе, усадил его в кресло у камина и о чем-то долго разговаривал с ним.
Мы в то время еще совсем были детьми. Мой брат Глу, глухонемой сроду, всегда и повсюду следовал за мной, и был весьма озорным мальчишкой, особенно он любил ловить во дворе чижей, с которыми потом жестоко забавлялся, заставляя их глотать канцелярские кнопки. За это я его часто драл прутом, поскольку был любителем природы, и всегда, когда доводился случай, тонкими иголками вскрывал дождевых червей, выискивая пищеварительный тракт и трахеи. Наша мать, Глория, была тяжело больна паранойей, поэтому мы редко встречали ее в доме. Она ошивалась в саду, где резво носилась меж деревьев с диким криком, гоняя ворон, – считая себя огородным пугалом, она часто торчала посреди рапсового поля с растопыренными руками, и только отец дон Бильжо навещал ее порой, чтобы покормить полусырой овсянкой, а заодно справить свои похотливые нужды.
И вот в тот злополучный день, мэтр Крешо, восседая пред камином, держал в руках черный футляр, похожий на те, в которых носят виолончель любители завораживающих звуков. Мой отец, дон Бильжо, был рядом и вдыхал в ноздри еще не запрещенный кокаин. А я, Мартинес, ибо так звали меня, и мой бедный глухонемой брат Глу, спрятались за ширмой.
– Мой кабальеро, – начал мэтр Крешо, – я знаю, что пришел не в тот час, когда ваша жена впала в безумие, а детей ваших поедают вши. Но я рад помочь вашему семейству.
Дон Бильжо, опрокинув кружку периньона, элегантно срыгнул, и заметил:
– Вы правы, мой благочестивый друг. Сейчас мы пребываем в большой нужде, ибо я остался без постоянного источника доходов в виде конюшни, которую мы содержали с женой долгих тридцать лет. Все наши жеребцы передохли от конских болезней, а оставшиеся клячи не годятся даже в суп.
Мэтр Крешо учтиво наклонил голову, продолжил:
– Сеньор, видите в руках моих этот ларец? В нем сокрыт успех и богатство для вас. Ваши дети смогут вновь пойти в школу, а жену вы сможете определить в клинику для душевнобольных, где ей сделают хирургическую операцию на головной мозг. Здесь все, мой милый Бильжо.
– Но чем я заслужил такое внимание с вашей стороны? – заметил в свою очередь дон Бильжо, – я так виноват перед вами и вашей покойной супругой за тот давний инцидент, когда, будучи пьян, опорочил вашу безногую дочь и пару служанок. Сейчас мне стыдно за себя, и я даже готов выпороть своих детей, чтобы они хоть немного стали мне симпатичнее. Эй, негодники!
Крикнул дон Бильжо в нашу сторону, так, что я весь съежился, предвкушая побои, а мой глухонемой брат Глу от сотрясения воздуха опорожнил пузырь с мочой на ветхую персидскую циновку, на которой мы сидели.
– Не стоит, мой бедный друг, – остановил отца легким мановением руки мэтр Крешо, – дети не стоят жертв. Из-за детей я стал изгнанником и лакеем. Простите, но я не хочу вас лишать злых и приятных желаний, не желаю вам преждевременной кончины. Вы должны растянуть удовольствие жить. Однако, я хочу уберечь вас от многих несчастий, предлагая свой дар. Мы едины с вами в нашей ненависти к детям – они порождения ехидны!
От обуявшего меня страха, я тоже испортил циновку, и уже не знал, что и предпринять, ведь знал буйный нрав нашего отца, а на самом деле отчима и изувера. Однажды, он заставил нас съесть три ведра дикой и слегка отсыревшей фасоли, потом подвесил нас вверх ногами в сарае со свиньями, где мы провели с братом несколько часов. И, ожидая кровоизлияния в мозг, мы не надеялись на спасение, но произошло чудо, – крысы перегрызли веревки, и мы упали в жидкий навоз, чуть не захлебнулись, и были немного погрызаны свиньями. С тех пор я лишен всех выступающих деталей на лице, как-то: уши, нос, губы, щеки и веки. И таким страшным меня никто не любит и не подпускает к себе, и если не моя страсть к поэзии и не переписка с молодой Компостелью, то был бы лишен теплых чувств напрочь.
Мэтр Крешо, прокашлялся, раскрывая футляр, поставил его на пол. Дон Бильжо, красный от гнева, с остервенением грыз ногти и блистал белками ядовито белых глаз.
– Viva Dios! – взревел гнусный Крешо, почесывая горб специальной палочкой.
Футляр скрипуче открылся с музыкальным сопровождением: колокольчики печально позвякивали, и мелодичный треск, напоминающий звуки лопающихся и мельчайших струнок, вонзались в мозг. Внутри футлярчик был обит красным бархатом наподобие гроба. В этом гробике был ребенок, одетый в свадебное дамское платье, с фатой на голове, бледно белый лицом, лишенный всяческих эмоций. И он шевельнулся, приподнялся потом на локтях, встал на кривенькие ножки и закрутился в нелепом и нарочито замедленном темпе, в такт неприятной мелодии.
– А! – вскричал Дон Бильжо, – механическая игрушка!
Отчим был ужасен в этот миг, его густые брови приподнялись, а ежиные черные глазки матово блеснули, будто бы его отвратительные багровые щеки лобызали доверчивые столичные красавицы, с которыми он любил кутить, пропивая хозяйство.
– С такой куклой, да выйдя в свет, я заработаю себе целую гору денег, которую мне ни за что не добудут, попрошайничеством и воровством, мои неказистые проклятущие дети! Где они!? Эти несмышленыши! Я побью их кочергой, когда увижу!
Дон Бильжо был уже изрядно пьян, как и вчера, выставив свое порочное естество, он уже не смотрел на мэтра географических наук, а крутился в безобразном танце вместе с бедным ребенком, в котором почему-то видел механическую куклу.
Крешо криво улыбнулся, потирая потные ручки, он встал, и попятился задом к выходу, кланяясь и словно немного посмеиваясь. У выхода он сказал:
– Надеюсь на ваш успех...
– Пошел вон, болван! – воскликнул Дон Бильжо, ничего не понимая.
И мэтр Крешо удалился, а, может, даже и испарился, поскольку комната наполнилась едким сернистым газом.
Мы с братом в ужасе бежали прочь через оконный проем, подальше от отчима, который, вооружившись тяжелым тесаком, грузно побрел нас искать. Он тяжело дышал, когда проходил мимо нас, притаившихся под арахисным кустом.
– Где вы, негодники? – разговаривал он сам с собой.
Его красные похотливые губы немо шевелились в густых зарослях лицевой растительности, а жилистые руки перебирали ржавый тесак. Побродив полчаса по саду, он, избив нашу бедную мать, яростно искрошил тесаком огромную тыкву, упал и уснул в сточной канаве, распластавшись наподобие препарированной лягушки.
Настало некоторое время тишины, когда я и брат Глу, смогли немного поесть остатков бататовой каши в котле, накормить мать и поиграть в интересную игру ссалки – кто дальше. Но у меня все из головы не выходил тот ребенок из музыкальной шкатулки. Я осторожно проник в кабинет отца, заваленные пустыми бутылками и заплесневелыми корками хлеба, разбросанные повсюду. Мое сердце судорожно колотилось, когда я подходил к черному футлярусу, источающему странный тленный запах. Он был закрыт. Трясущимися руками я приоткрыл его и отпрянул. Крышка медленно открылась сама, медленно и с ломаной мелодией колокольчиков, из гробика встал ребенок, лишенный эмоций, который принялся кружиться вокруг своей оси, танцуя. Для моей поэтической души, это было слишком, и я упал в тривиальное обморочное состояние, забившись в угол за сундуком, набитым векселями и денежными знаками, которыми пользуется папаша, когда заканчивается выпивка или наркотическое зелье.
Очнулся я поздно ночью, когда пробило полночь. Входная дверь приоткрылась, и в кабинет на толстом волосатом брюхе вполз пьяный папаша, он напевал песенку про смуглянку и хило улыбался, сознавая свою беспомощность:
– Нализался, а встать на ноги не могу... – оправдывал он сам себя, подползая к музыкальной шкатулке.
Я забился дальше в угол, в ужасе созерцая происходящее.
Дон Бильжо открыл ящик, и в тот миг комната наполнилась мелодиями, а ребенок принялся выполнять свои неприглядные телодвижения. Дон Бильжо в ритм хлопал ладошками и раскачивал головой из стороны в сторону.
– Глория! – вдруг вскричал безумец.
И в помещение вошла наша больная мать в разорванном и грязном платье, с впалыми и темными глазами на посиневшем иссушенном лице. В руках она несла окровавленное тельце, в котором я с ужасом признал моего бедного глухонемого братца Глу.
– Прошу вас подкрепиться, – скрипуче произнесла она, возлагая мертвое тельце перед танцующей куклой.
На лице ребенка появились неприглядные морщинки, маленький ротик приоткрылся, обнажив ряд острых рыбьих зубов. Через мгновение, ребенок впился зубами в мальчишеское брюхо. Комната наполнилась звуками чавканья и урчания. Дон Бильжо с горящими глазами повторял:
– Я от нее без ума!
А душевнобольная Глория стояла посреди комнаты, свесив вниз голову, и только руки ее подрагивали, словно оплакивая нерадивую кончину ребенка.

С этих пор наша жизнь переменилась. В доме вновь воцарил покой, как много лет назад. Каждое утро, Дон Бильжо уезжал на карете в столицу, увозил с собой черный футляр. Мать немного пришла в себя, она целыми днями проводила на кухне, отдавая приказы вновь появившимся слугам. Слуги готовили сытные обеды, стирали грязное белье, протирали полы. Ими можно было беззастенчиво понукать и посылать выполнять различные поручения, какие только захочешь. Гувернантки обучали меня наукам, как-то: астрономии и этнографии, искусству понимания языка птиц и пищух, анатомии и азам паразитологии, бальным танцам и кулинарии.
Все изменилось. Изменился также и я с того страшного дня, когда подсел на измену, ибо потерял дар речи, и, немного, рассудка. Я жил словно во сне, ничему не радуясь и ничему не печалясь, поскольку мне было на все наплевать, ибо душа моя стала черства как корка прошлогоднего креольского хлеба. И я уже не наслаждался природой в той мере, какая требовалась мне ранее, когда я мог часами ранним утром слушать трели жаворонка или улыбаться от вида солнечных зайчиков на потолке, теперь я не писал поэтических строк своей возлюбленной Компостелье из соседнего именья. Она явно скучала по моим прекрасным былым душеизлияниям. Но ведь она ни разу не видела моего обезображенного лица. "Как она может полюбить меня?" – рассуждал я в свои рассудительные моменты.
Часто на меня находил душевный туман, я брал с собой ржавую лиру и брел к топи, где, восседая на кочке, перебирал струны, пытаясь сочинить путную мелодию, но ничего не выходило – была только унылая звонкость холодных металлических струн. Иногда мимо проходили бедняцкие девушки из поселения, но, завидев меня, они в ужасе убегали, страшась моей странной наружности. Я протягивал было к ним свое бледные руки, но девы все равно бежали прочь, а мне так хотелось хоть одну из них потискать, особенно толстую.
Компостелья продолжала писать мне, изливать свою душу на ароматизированной бумаге, но меня не трогали ее романтические признания, я был лишен всяческого сострадания, а однажды даже жестоко содрал шкуру с живого ежа, забредшего в наш сад как-то ночью в поисках падали и насекомых. Мутный туман окутал всю мою жизнь.
"Бедный Мартинес, – писала моя воздыхательница, – что за непроглядная жизнь началась у тебя? Ведь прошли уже годы, а мы все никак не можем встретиться вместе, упасть друг другу в объятия. Мы женимся и поедем в далекие страны, это: к арабам в пески и к верблюдам, в Индию к раджам и к слонам, в Мавританию к арапам и дикарям. Ибо что не красит нашу жизнь как не путешествие?"
Но не до путешествий было мне, бедному Мартинесу, ибо я страстно полюбил куклу, которая по истечению лет превратилась в прекрасную девицу. Она плавно кружилась по своей радиальной оси, совершенно голая, и, не понятно стало теперь, как она помещается в такую маленькую коробочку. Я всегда наблюдал за ее лицом, на котором не было ни тени движений, только глаза иной раз крутились по сторонам, да приоткрывался маленький ротик с острыми зубками. Не знаю, почему, но меня все это притягивало.
Дон Бильжо, хоть и стал спокойнее нравом, нежели прежде, но не перестал выпивать, а, пожалуй, стал прикладываться к горькой еще чаще, да все ром и абсент. От употребления последнего его тело приобрело бледную рыхлость, а сам он стал вечно сонным как муха, севшая ему на нос над каплей желтоватой слезинки, капающей в стакан. И в кругах жидкости от этой капли расходились все его трезвые и рассудительные моменты сознания, затухая наподобие волны. Он каждый вечер наслаждался танцами куклы. Дон Бильжо даже перестал бить свою жену, а также меня, предпочитая кормить свою подопечную ворованными младенцами, отнятых у простолюдинов. Это кровожадное меню моей возлюбленной уже не отталкивало меня, и иной раз я сам похищал детей в лесу, душил их что котят, и приносил к ногам моей танцовщицы, которая, жадно чавкая и урча, поедала их, выгрызая им прежде глазки и переносицу, как это делают ежи у рыб, чтобы высосать питательный мозг. А детский мозг чрезвычайно питателен в виду того, что когда-то здесь рождались и умирали прекрасные и невинные детские мечты и грезы.
В столице ее танцы имели успех и приносили нашему семейству немыслимые доходы. Никто, кроме меня, испорченного уродца, не замечал и не подозревал, что девушка живая, ведь все считали ее механической марионеткой, хоть оформившаяся грудь и гениталии ее были так обнажены и откровенны.

Однажды, прогуливаясь по дубовой рощице, я наткнулся на девицу, восседающую на пенечке, явно из благородных и невиданной красоты. Хотя, силу такой красоту я встречал на старых прошловековых панно, на которых изображались резвящиеся фрейлины с неприлично обнаженными торсами, гоняющимися друг за дружкой, показывающие толстоватые, но молочные ягодицы. Дева не зрела меня, а потому я смог подкрасться сзади. Нахлынувшая на меня похоть помутила мой и без того шаткий разум, а потому, я схватил ее сзади и повалил в траву. Дева кричала, увидев мой неприглядный лик, а также, видать, от испуга, который я на нее все же смог произвести. Овладев девкой, я, после, ударил ее камнем в голову и пошел дальше по своим делам, тут же позабыв о приключившемся.
Спустя месяц, я получил письмо от Компостельи, которая пишет мне о страшном приключении в лесу, в котором ее изнасиловал гадкий урод, и вообще она хочет свести счеты с жизнью, ибо обесчещенна. И я понял, кого обесчестил в тот день, того, кому строчил дифирамбы. Свести счеты? Я знаю, как свести бородавки с различных частей тела, но счеты, да еще и с жизнью? Где это видано! Она просит также о встрече со мной, на что я даю ей согласие, посылая почтового селезня с запиской из окошка мой почивальни. Ночью, в дубовой роще, у раздвоенного дуба, одиноко стоявшего посреди широкой лужайки.
Дуб был оснащен дуплом, в которое я спрятался, пришед раньше, в ожидании Компостельи. И в наступившей ночи уж было я приуснул, когда услышал нежный чих чуть ли не у самого своего уха. Да, снаружи была она. Я чувствовал этот сладковатый запах ее надушенных локонов. И я промычал ей в ответ в самое ухо, ибо был нем и не мог связать ни слова. От неожиданного звука Компостелья упала без чувств, я смог выбраться наружу, оказавшись незамеченным. Схватив ее за грудки, я, преодолевая все препятствия, смог протащить ее волоком незаметно от глаз в свой неприглядный дом, в свою комнату, где возложил на застеленную кровать, которой еще ни разу в жизни не воспользовался, так как страдаю бессоницей.
И, не знаю почему, но я воспаленно думал о ней, как о своей кукле из коробки: "О, любовь моя! Я буду заботиться о тебе, как не заботились обо мне и моем братике Глу мои недобропорядочные родители".
Компостелья мирно спала в обмороке, и я любовался ее человеческими чертами до тех пор, пока меня не скрутили мышечные судороги, повергшие меня на пол, где я забился с пеной у рта, страдалец.
Дон Бильжо был в запое и в доме в ту ночь, и я, сквозь острую боль, слышал его возбужденные возгласы снизу, где он забавлялся со своей бессмысленной куклой, – и у меня возникло смутное желание избить его, грешника, беспощадно распороть брюхо кухонным ножом или облить его лицо серной кислотой, которой я так любил мучить бессловесных зверушек. Но, спустя миг, я забылся словно в тумане, и стало тихо кругом, только еле слышался сап моей возлюбленной, тиканье часов и крики безумной матери в саду, уставшие и осипшие крики, но, слава богу, творцу мира, что эти крики доносились из дальнего конца сада, а то было бы неуютно почивать.
Спокойствие этой ночи было лишь видимостью. Скоро Компостелья показала признаки жизни, и принялась двигать членами, что напомнило мне морское животное актинию, потому что так прекрасна была благородная дева в лучах полной луны, проникавших в готическое оконце.
– Что за кошмарный сон приснился мне, – прошептала она.
– Какой, любимая? – вопросил я.
– Ах, это все грезы...

Почему "ВАРВАРГЛАВ", если кто спросит, – я и сам не знаю. Так приснилось...