Здравствуй, милая... Я гуляю по улицам и слушаю музыку.
Ulver.
Надеть наушники. Только!
Погрузиться... Одним отчаянным прыжком, рывком умирающего в истонченный, меланхоличный, сдобренный всполохом черного конфетти и звука траурного набата... Да. Пожалуй, мир. Мир сжимающий сердце то ли пригоршней родниковой воды, то ли кулаком обиженного.
Голова опускается, глаза смотрят только на дорогу, Руки надо засунуть в карманы. Ноги становятся ватными.
Хочется шаркать по еще не остывшему асфальту, вдыхать городской воздух, который в это мгновение как никогда отчетливо пахнет городом. Эта музыка ведет – непременно, как брейгелевские слепые – в непонятные, в первый раз видимые промышленные зоны, в джунгли из бетона и арматуры, окраины парков, закоулки и дворы, обязательным атрибутом которых является отсутствие людей и вкус тления на губах. Все они, тем не менее, приобретают какие-то узнаваемые очертания... "я здесь уже был... но, о господи, как давно..."
Двигаясь на ощупь в эту совершенно космически-отрешенную атмосферу, возникает ощущение, что ты – единственный. Один. Тут. Ты – бог, но не тот вульгарный, всесильный, принимающий жертвы и пожинающий плоды своей мощи творец, а напротив... Бог-неудачник, создавший мир, где посчитаны все стальные конструкции и придуман кирпич, где подняты паруса и есть жестяное крыло. Бог, начертивший под циркуль и линейку все, но не способный дать этому миру душу. И Слово.
Ненавистное и желанное одновременно чувство ностальгии по двум, трем, пяти годам раньше. По детству... Все окружающие – ожидаемое и внезапное – никак не связанное с прошлым начинает о нем напоминать. Это гири, привязанные к моим ногам и крылья, вырастающие у меня за спиной. И я разрываюсь. И мне хочется плакать. И не от ощущения своей мелочности или бесполезности, а, скорее, от десятикратно усиленного чувства собственного существования. Я – ЕСТЬ! Я влияю на этот мир. Я делаю этот мир! Смысл жизни наверно, заключен именно в таких моментах.
...Секунды просветления проходят в темноте.
Скрупулезно точно выверенная взвесь шороха, скрипа, шелеста из которого, как первая в мире фотография, рождается тонкий мелодизм, хрупкое кружево монотонной мантры, гипнотизирующей окраской обертонов и незатейливых, но удушающе-нежных мотивов. Ненавязчивых, и тем самым и врастающих в память. И единожды пустив их в душу уже не придется распрощаться... Терновый куст шума переплетется с увядшей розой музыки на пороге дома Ее Величества Пустоты...
Три двери. Полчаса. На то, чтобы открыть каждую. Чтобы сердце наполнилось слезами, глаза – добротой. Чтобы голова закружилась, а в горле поднялся комок. Чтобы подумать, зачем ты есть. Зачем любить. И просто. Зачем?
И может быть найти ответ на самый страшный вопрос. Только музыка. Только такая музыка.
Колокол еще раз ударил.
Оставляя шрам.«
|