Кровь пульсировала в сосудах и стучала изнутри по черепной коробке, словно молот. Каждый удар – новый шаг прочь из чертового кошмара, а по всему клубу разносится демоническая пульсация этой музыки. Только свихнувшиеся ублюдки могут слушать это на такой громкости – эти грязные пульсации будут преследовать меня всегда: я думал фильмы ужасов это всего лишь кино... но к своему удивлению я оказался в его центре. Чертовы мексиканские клубы, чертова электроника, а самое ужасное, что все это в моей крови – этот крутящийся по кругу альбом я знаю от и до, каждый шум, каждый писк. "Madness In Abyss" – какое точное названия происходящему и идеальное олицетворение кровавому лабиринту из которого я пытаюсь выбраться.
Приглашение на концерт оказалось ловушкой, специально для таких доверчивых как я, и здесь кровавая лирика группы обретала свое реальное лицо – расчлененные тела для украшения залов, органы, подающиеся на стеклянных тарелках с острой железной крошкой сервировки, кровь в фужерах, заливающая безумных танцоров, моральное и физическое осквернение всего живого. Все это мне пришлось смотреть, пока я был привязан к своему стулу в отдельной комнате. Но то, что давало силы моим мучителям, дает силы и мне – яростные биты одной из моих любимых групп не могли не сделать своего дела. Сейчас, на секунду остановившись за глухой стеной подвала сатанинского приюта, я могу погрузиться в эти песни – колонки висят повсюду, и альбом идет по кругу уже десятки раз, но, несмотря на это с каждой минутой адреналин в крови только возрастает. Никакого уставания, только движение и сумасшествие.
Сознание словно обмотано колючей проволокой, напрягается каждая мышца, в ожидании насилия, настолько убедителен почти нойзовый бит. Он рвет разум на куски, так что хочется рвать на себе кожу, раздирать себя ногтями и зубами. Это не танцевальный бит, несмотря на свое обличье – это ритм насилия. Бас иглами проникает под кожу и перекатывается там трансовыми наплывами, живым созданием, изменяя реальность, погружая в безумие. А эти синтезаторные, злые и ядовитые, плавящие последние остатки сознательного, мелодии. Словно издеваясь над происходящим, то и дело подхватывают настолько сильные и хитовые мотивы, что без усилия можно войти в транс, стать новым берсерком, помешанным на крови и жесткости. Легко, совсем не напрягаясь, бритвенные переливы острых игл клавишных мелодий переходят в красивый пассаж, выныривающий из озер темной крови. Если можно прочувствовать ад, то именно здесь – прислонившись к холодной, скользкой стене израненной от побоев спиной; впуская через изрезанные вены ритм убийства, который с каждым битом заталкивает вытекающую кровь обратно; когда зверский, нечеловеческий голос кричит от боли, и тут же, кричит от ненависти и удовольствия, наслаждаясь уже причиненной болью, а все сводится к одной модуляции скрипящего ора – боль и наслаждение, смерть и кровь – символ жизни.
Блаженный отдых не долог. Я уже слышу возбужденное дыхание преследователей – им еще долго обходить эту стену, я успею собраться с силами, я заряжаюсь это музыкой. Каждая песня вливает в меня силу, высасывает человечность и вливает жестокость, как аппарат по очистке крови, загрязняет ее. И ни секунды тишины – постоянное нагнетание шума, а когда возникает блаженная, парадоксальная тишина – осязаемое напряжение в воздухе и тихая угроза наступающего на пятки кошмара. Час за часом, час за часом, час за часом.
"Ко мне, сволочи! Я здесь!" Я болен. Я их убью, как они убили меня. Я разорву их голыми руками, буду вырывать, и выплевывать куски мяса на пол ртом. Я стану оружием, заряженным их патронами, гребанные мексиканцы. Я вливаюсь в ритм, иду им навстречу, я готов убивать.
Но зачем они написали свои имена и благодарности при входе? Неужели они настолько уверены в себе, что останутся безнаказанны? Или каждый попавший сюда, расставаясь с разумом, уже сам не выходит отсюда, ожидая следующего вошедшего в роли кровавого ублюдка и мучителя? Да, какие к черту здесь благодарности!