Любой, кто хотя бы на уровне "спецкурса" мелькнувшего на пару месяцев, на каком-то уже не вспомнишь, каком курсе института знаком с "историей культуры" смутно помнит, что часто национальные мифы для некоей нации были созданы представителем далеко не этой нации. "Мертвые души" написал чистокровный полтавский хохол, и какие тут еще нужны примеры? На рубеже 20 и 21 веков четыре чистопородных немца взяли в руки гитары и сыграли нечто такое, что куда лучше схватывает самую суть и дух мифологии Американского Дикого Запада, чем собственно американское кантри. Причем опирались немцы на спагетти-вестерны, сделанные в Испании итальянцем Серджио Леоне и которые самими американцами давно уже признаны куда более реалистичным изображением реалий фронтира, чем их собственные сусальные картины 30-50 годов. Постоянным партнером Леоне был композитор Эннио Морриконе, создавший тоскливо-прекрасные мелодии, ничего общего не имеющие с кантри-традицией, зато способные не просто расцветить зрителю уже имеющуюся кинокартинку, но и создать в голове у слушателя самостоятельную. От Леоне Desperados позаимствовали полное отсутствие сентиментальности, жесткости лирики этих трэшеров позавидует самая кровожадная сцена из "Хорошего, Плохого, Злого". От Морриконе – специфическое звучание словно звенящих в раскаленном воздухе клавишных, рисующих в воображении закаты в прерии и пустынные улицы маленького городка, по которым ветер несет пыль и мусор мимо застывших с рукой на револьвере фигур в широкополых шляпах... На клавишных, кстати, клавишник всея ЕС Ферди Дорнберг, так что за их звучание можно не волноваться.
Desperados, конечно не Sodom, но агрессии им не занимать. Взвинченный хриплый голос-крик Тома Анжелриппера, которого мы привыкли слышать орущим на повышенных скоростях стихи вроде "I love napalm in the morning" или "Till Death us Unite", здесь обнаруживает порой неожиданную мелодичность и музыкальность. Что бы вновь сорваться на режущий хрип. Причем Том тут не единственный вокалист, вообще не лидер коллектива и его приглашение на роль ведущего вокалиста можно объяснить только тем, что лидеру группы потребен был именно такой – безумный, драйвовый, злой, но веселый трэшевый вокал.
Альбом, несмотря на сильную эклектичность (здесь и почти беспримесный трэш, и почти аутентичное кантри, и кавер Морриконе, и материал, в котором все эти три составляющих увязаны и цельное, оригинальное звучание) слушается на одном дыхании. Мрачное "морриконовское" вступление с выстрелами, и нецензурными воплями и стуком копыт настраивает на соответствующий лад. Забойные мрачноватые вещи вроде самой "Dawn Of Dying", где Том в лучших "содомовских" традициях грозно хрипит на фоне галопирующих куда-то со скоростью сбежавшего поезда рифов, или свирепой "Gomorrah Of The Plains" чередуются с откровенно салунным весельем "My Gun And Me".
Под часть песен честно не знаешь, что делать, башкой ли трясти, или в пляс пускаться, например под "Jumping Down The Running Train" или "Rattlesnake Snakes" сгодятся и для того и для другого. Венчающий альбом кантри-металлический беспредел под названием "Oriental Saloon" вполне мог бы звучать и на сельской танцплощадке 19 века, если бы у тогдашних лабухов имелись электрогитары. Разумеется, не все так мажорно и при звуках акустической баллады "Desperados In Town" воображение услужливо подсовывает картинку – троих помятых буйным образом жизни ковбоев (с лицами Чарльза Бронсона, Клинта Иствуда и Ли Ван Клиффа) вытянувших ноги к камину в забытом на самом краю прерии кабачке и немузыкальными голосами тянущих под расстроенное банджо эту же самую песню про сорвиголов, вернувшихся в город, где их не ждали. Слабых вещей на альбоме просто нет.
Материал настолько ассоциируется с Диким Западом, настолько хорошо накладывается на фрагментарные знания о нем, что даже странно, заглянув в буклет альбома (и полюбовавшись на команду, сфотографировавшуюся в настоящем Тумстоуне) узнать, что материал альбома написан в конце 90 годов 20 века ни разу до этого не бывавшим в Аризоне немецким парнем Алексом Крафтом, а не откопан в каких-нибудь американских музыкальных архивах. Стильно сверстанный (кроме Анжелриппера на фоне аризонских закатов можно так же увидеть рожи настоящих Уайта Эрпа, Дока Холлидея, Бутча Кэссиди и Санденса Кидса) буклет альбома как бы разрушает миф о славных ганфайтерах, которые, конечно же, были ребята ВЗАПРАВДУ крутые, но без единого морального устоя.
"Они жили по закону револьвера и умерли по нему, у них не было робингудовских комплексов, их вели жадность и эгоистичные замыслы". Эта и ей подобные суровые фразы на вполне "школьном" английском должны бы развенчать саму романтику Дикого Запада, ведь речь идет о "романтике" беспредела и поэзии бандитской удали, но... не развенчивают. Напротив, словно снимая шелуху совсем уж сентиментального романтического флера характерного для американского кино, сначала Серджио Леоне, а теперь Крафт и Том Анжелриппер открывают романтичность подлинную. А именно скупую и жестокую романтику бескрайних пространств, жестокой жизни и тяжелой смерти "в сапогах", прихотливой бандитской чести.
Песок на зубах, скрипящее седло, от города до города три-четыре дня пути. Одинокий outlaw, без робингудовских замыслов, без имени, без прошлого. Револьвер на боку, винтовка у луки седла, да губная гармошка за пазухой. Стальные глаза, бесформенное пончо и изжеванная сигара Человека Без Имени (Иствуд) куда больше походят на правду о ганфайтере, чем белозубая улыбка и обтягивающие джинсы Джона Уэйна. Хриплый взвинченный вокал Тома на фоне злых трэшевых гитар намного лучше исполняют роль саундтрэка к той жизни, чем ориентальные мелодии Эннио Морриконе. Желание нацепить на каждое бедро по кольту и ускакать на закат становится к концу диска нестерпимым абсолютно.«
|
Новости
Группы
Статьи
Команда
Магазин